«Богатыри» Васнецова: когда в картине главное эпичность

Искусство и история. Несколько слов для тех, кто читает статьи в «ВО» наспех, через строчку, или прочитывает в них то, чего там никогда не было. Данная статья не отнюдь не попытка оскорбить, умалить или принизить значимость для культуры России полотна «Богатыри» (да-да, именно таково название этой знаменитой картины, а вовсе не «Три богатыря», так ее стали уже позднее называть в просторечии!), написанного Виктором Михайловичем Васнецовым. Но это одновременно и ответ на содержащийся в эпиграфе панегирик к этой картине. Совершенно очевидно, что талантливый художник имеет право изображать на своих полотнах образцы материальной культуры весьма далекими от реальности, как это сделал, например, Леонардо да Винчи в картине «Битва при Ангиаре», и что его искусство вполне может быть условно, если это искусство настоящее. Вот если художник не слишком талантлив и никаких особых идей в картину не вкладывает, то тогда ему следует изображать все фотографически точно. Другое дело, если он умеет передать своей кистью дух явления, наполнить свое полотно некоей потусторонней силой, тогда любые вольности ему будут простительны. Не бытописательство его цель, вот и все!

Однако, зная это, нам следует знать и то, насколько достоверно изображены им те или иные предметы из той же «археологии» на данном полотне! И можно ли им доверять с точки зрения исторической. Причем картина «Богатыри», как, пожалуй, ни одна другая, позволяет это сделать. 



Сначала немного истории. Идею картины о богатырях Васнецов вынашивал больше двадцати лет. А говорил о ней он так: «Может, я не всегда работал над «Богатырями» с должным усердием и напряженностью, но они неотступно были передо мною, лишь к ним влеклось сердце и тянулась рука! Это – мой творческий долг». Время тогда было такое, что художники ранга Васнецова даже малозначительные детали рисовали с натуры, да еще и по нескольку раз. Использовали артефакты Оружейной палаты Кремля, а уж позировать им почиталось за честь, и немалую.

Вот и Илью Муромца для своих «Богатырей» В. М. Васнецов написал с абрамцевского крестьянина-извозчика Ивана Петрова. В роли прототипа юного Алеши Поповича выступил сын мецената Саввы Мамонтова Андрей, в имении которого в Абрамцеве Васнецов гостил вместе с семьей. Что же касается Добрыни, то искусствовед Николай Прахов считал, что его лицо является собирательным образом Васнецовых — отца художника, его дяди и отчасти самого живописца. Хотя есть и такая версия, что Добрыня был написан с художника В.Д. Поленова. Что до лошадей, то тут все просто: все они принадлежали Савве Мамонтову, так что были у художника всегда под рукой.



Когда полотно было представлено для всеобщего обозрения в 1898 году, его по достоинству оценила и публика, и критика. А известного коллекционера П. М. Третьякова она настолько поразила, что он долго стоял перед ней и сразу же предложил купить. На персональной выставке Васнецова в марте-апреле 1899 г. она также привлекла внимание публики, да это и неудивительно. Такой силой и самобытностью веет от нее, что их просто ощущаешь физически, достаточно лишь немного постоять возле этого полотна.

Раньше герои былин считались исключительно вымышленными персонажами, однако историки выяснили, что «настоящий» Илья Муромец, например, родился в городе Муроме в XII веке. Под именем Илия он был похоронен в Киево-Печерской лавре, а в 1643 г. причислен к лику святых. Сохранились его мощи, по которым даже выяснилось, что у него были проблемы, а рост составлял около 182 см. В то же время встретиться вместе богатыри могли бы лишь на картине художника. Когда Илья был молодым, Добрыня был уже старцем, а Алеша Попович еще мальчиком. Кстати, в реальности витязь Александр Попович был отнюдь не поповичем – «поповским сыном», а ростовским боярином, воевал в дружинах Всеволода Большого Гнезда, Константина Всеволодовича и Мстислава Старого, и погиб в битве на Калке в 1223 г.



Ну а теперь давайте внимательно рассмотрим эту картину с точки зрения оружиеведения, то есть те образцы оружия и доспехов, которые на ней изображены. Начнем с фигуры крайней слева – Добрыни Никитича. На голове у него так называемый «шлем с Деисусом» или «колпак греческий». И известен единственному образцу, который находится в Оружейной палате Московского Кремля и очевидно, что именно с него-то он и был нарисован. Шлем датируется XIII—XIV веками, но в Византии мог употребляться и раньше. В описи 1687 года о нем сказано так: «Шапка с Деисусом железная, травы мелкие наведены золотом и серебром. Ветха, не вооружена. По нынешней переписи 1687 года и по осмотру, та шапка против прежних переписных книг сошлась. Цена шестьдесят рублев, а в прежней описной книге написана пятая». По венцу шлемы насечкой и золочением были сделаны изображения вместе с надписями на греческом языке. Можно увидеть фигуры Вседержителя, Богородицы, Иоанна Крестителя, двух Ангелов-Хранителей, двух Херувимов и двух Евангелистов, один из который св. Николай Чудотворец.



Такой шлем мог употребляться с кольчужной бармицей, и Васнецов ее нарисовал. Ну а выбор типа шлем очевиден. Скорее всего так художник хотел показать культурную связь Руси с Византии, а также и религиозность богатыря, шлем которого недаром украшают изображения святых. Удивительна внешность Добрыни. Если мы посмотрим на рисунки и гравюры в таком журнале, как «Нива», то увидим, что именно такими изображались у нас в то время скандинавы и германцы, герои «Песни о Нибелунгах», а отнюдь не славяне. Надеть на него шлем с крыльями, и перед нами будет ну точно Тор или Один.



Очень интересны на Добрыне доспехи. Прежде всего это пластинчатая броня из металлических прямоугольников, нашитых на синюю ткань. Потом на нем надета кольчуга с короткими широкими рукавами. Но у него также и предплечья затянуты в кольчугу, причем с металлическими браслетами у запястья. 

Размеры пластинок и их форма не позволяют идентифицировать этот доспех ни как колонтарь, ни как что-нибудь другое. И уж тем более для XII – XIII вв. «богатырской эпохи» совершенно «неактуальна» кольчуга с рукавами до запястья, да еще и в обтяжку. Словом, тут мы имеем дело с фантазией автора, хотя она практически и не бросается в глаза. Почему-то он не стал обряжать Добрыню вот в этот колонтарь, хотя и вполне мог бы.



Щит Добрыни больше бросается в глаза, поскольку он красный, да еще и усыпан бляшками. Само их обилие вызывает сомнение. Подобного рода находки неизвестны. Но особенно нетипичен умбон. Он должен был иметь полусферическую либо цилиндроконическую форму, и размер его должен быть таким, чтобы под ним пряталась согнутая в кулак кисть руки.

Очень интересный у Добрыни меч. Это типичный скандинавский меч, с трехчастным навершием и слегка изогнутым в сторону острия перекрестием. Узор и на нем, и на перекрестии типично норманнский. Похожих мечей, так же, как и умбонов, много в «типологии Петерсена» — энциклопедическом издании «Норвежские мечи эпохи викингов» (Ян Петерсен «Норвежские мечи эпохи викингов. Типохронологическое изучение оружия эпохи викингов». СпБ. Альфарет, 2005). Похоже, Васнецов ничего плохого в «норманнской теории» не видел, или по крайней мере, не считал, что нашему богатырю может быть почему-то зазорно пользоваться мечом «скандинавского происхождения». Правда, точный тип меча «по Петерсену» по картине определить затруднительно, но то, что это меч скандинавский, несомненно.



В общем, на мой взгляд, Добрыня на картине (если не принимать во внимание щит без умбона) выглядит как… скандинавский конунг, побывавший на службе в Византии. Там он приобрел характерные для греков пластинчатые доспехи и две кольчуги, надеваемые одна под другую, богатый греческий шлем, а меч с «родной» позолоченной рукоятью он сохранил свой собственный.



Фигура этого богатыря одета художником более просто: кольчуга, правда с красивой фибулой на левом плече, очень простой шлем. Видно, что у него сзади колчан со стрелами, а значит есть и лук, однако его не видно. Главное, на что обращает внимание зритель — это копье и внушительных размеров булава с небольшими и совсем нестрашными шипами. Копье тоже очень внушительное, но к нему есть вопросы. Илья – всадник, витязь, а значит у него должно быть и всадническое копье. То есть наконечник иметь… «крылышки», чтобы после копейного удара копье не пробивало бы «объект атаки» насквозь, и у его обладателя был бы шанс (пусть и небольшой!) извлечь его и использовать повторно. Конечно, известны наконечники копий и без крылышек. Однако уже в коннице Каролингов они использовались в обязательном порядке. То есть в идеале сам наконечник копья должен быть уже и обязательно иметь перекрестие. И Васнецов вполне мог его нарисовать. Но почему-то не стал…



Точно так же совершенно фантастический облик имеет и булава, которая висит у Муромца на запястье. Причем, видимо именно изображение этой булавы следует считать фирменной «фишкой» Васнецова – раз нарисовав, он повторяет ее снова и снова. Мы видим эту булаву на его картине «Битва скифов со славянами», написанную им в 1881 году; ей же вооружен (правда, без шипов) «Витязь на распутье» 1882 года. Хотя на более раннем его полотне «После побоища Игоря Святославича с половцами» 1880 года у изображенной там булавы мы видим весьма впечатляющие шипы. 





Получается, что художник сознательно стремился к тому, чтобы придать облику Муромца облик максимально возможного миролюбия. То есть «шипы» на его булаве хотя и есть, но так малы, что никакой особой роли не играют. Но самое интересное, что эта его булава чисто сказочная, вернее «былинная», потому что подобное оружие в реальности не существует. То есть булавы с грушевидным навершием известны, но они имеют совершенно другие пропорции. Видеть турецкие парадные булавы похожих очертаний Васнецов мог в Оружейной палате Московского Кремля. Внешний их вид явно запал ему в душу, и он развил его в нечто реально не существовавшее, но производящее очень даже достоверное впечатление.



А теперь представим себе на мгновение, что художник вооружил бы Илью настоящей, музейной булавой. Смотрелась бы она на картине? Однозначно нет. Или это было бы устраняющего вида оружие, утыканное шипами, скорее говорящее о кровожадности его хозяина, нежели о его миролюбии, или… «шарик на палочке», совершенно не вяжущийся с богатырским обликом Ильи. Гениально? Да гениально, хотя и не исторично. Не исторично – зато эпично!





Вот щит… он явно круглый, металлический с умбоном и тоже явно перекочевавший сюда с картины «Витязь на распутье», но… дело в том, таких щитов на Руси в то «богатырское время» еще не было! Это типичный турецкий калкан, который распространился у нас в XVI веке, так что тут Муромцу более подошел бы миндалевидный, большой, «червленый» щит. Ну, вот что-то вроде щитов у билибинского «Красного всадника» 1899 года и у прочих его богатырей. Хуже картина от этого бы не стала.












Последний третий богатырь самый молодой и, видимо, поэтому одет в самые «молодые» для Руси доспехи. На нем и шлем, и кольчужно-пластинчатый панцирь явно восточного образца. Ну и, конечно, прекрасно выписан лук, опять-таки из коллекции Оружейной палаты.



Интересно, что на шее у него гривна и цепь, и перстень с камнем на пальце, и кольцо, да и пояс с набором у него богатый, то есть любит у Васнецова Алеша пофорсить, да и как без этого, коли он и внешностью удался, и как же в таком случае «добру молодцу» да без красивого «узорочья»? Про гусли у седла пишут все, а вот что перекрестие и навершие меча имеют определенное сходство с этими деталями меча Карла Великого «Жауйез» как-то никто внимания не обращал, хотя такое сходство есть. Правда, у французского меча концы перекрестия явно длиннее.






Мы не знаем, о чем думал художник, создавая это свое гениальное полотно. Он не оставил воспоминаний о том, как он писал эту картину. Но невольно приходит на ум мысль, что Добрыня символизирует Византию и варягов, Алеша – это Восток, с которого к нам приходило восточное оружие и традиции лучного боя, а вот Илья Муромец воплощает собой объединяющую силу русского народа, он стоит между Западом и Востоком, как самый сильный, могучий и мудрый.

Так что да, есть картины, в которых историчность принесена в жертву эпичности, но если их пишет мастер, то их качество от этого совсем не страдает, просто мы понимаем, что художник сместил ряд акцентов для большей выразительности и… все! Идея над всем главенствует и при этом главенствует мастерски!

А теперь представим, что Васнецов не был бы… тем, кем он был, а нарисовал бы трех богатырей разного возраста одного времени и принадлежавших к одной культуре. Это могли быть отличная иллюстрация к находке погребения «Черная могила» или воины в «шлемах Ярослава Всеволодовича» — у кого богаче, у кого беднее. Вся тройка могла бы иметь либо круглые с умбоном, либо миндалевидные щиты и… что в итоге у нас бы получилось? И сравнились бы эти богатыри с известными нам богатырями?!