Июль — август 1877 года
Великий князь настаивал на наступлении, Лорис-Меликов пытался задержать его из-за недостаточности сил. Тогда ему приказали организовать усиленную рекогносцировку, которая закончилась потерями и отходом с боям. Быстро подойти 40-я дивизия не могла, и Михаил Николаевич отдал распоряжение перебросить в Действующий корпус часть сил из Рионского отряда (34,75 батальона). Здесь, как и во время Крымской войны, ожидалось серьезное наступление турок, имевших возможность опираться на поддержку своего флота. Тем не менее противник ограничился лишь занятием небольшим отрядом Сухума и Очамчир. Турки предпочитали не рисковать удалением от береговой линии. Они пытались поднять восстание, высаживали небольшие десанты, составленные из бывших переселенцев. В результате в Рионском отряде было оставлено 20 батальонов, которые должны были ограничиться обороной и наблюдением. По берегам были расставлены пикеты численностью по 5−10 человек, которые могли только наблюдать за морем. Отразить высадку они, разумеется, не могли.
Десант под прикрытием флота должен был спровоцировать восстание в Абхазии. В июне 1877 г., явно с целью отвлечения внимания от побережья Кавказа, турецкий флот активизировал свои действия у берегов Румынии, Днепровско-Бугского лимана, у Одессы и Севастополя. Фактически они были ограничены демонстрацией, противник ни разу не попытался войти в контакт с русской обороной. Исключением стал обстрел 3 броненосцами и пароходом 27 июня (9 июля) 1877 г. практически беззащитной Евпатории, которую защищал взвод полевой артиллерии. В ответ были предприняты меры по ускоренному усилению обороны побережья, а в море 3 (15) и 10 (23) июля в поиск к берегам Малой Азии и Балкан выходили вооруженные пароходы «Веста», «Ливадия», «Великий князь Константин» и «Владимир». Один из этих импровизированных крейсеров — «Веста» — 23 июля 1877 г. выдержал бой в открытом море с турецким броненосцем «Фетх-и Буленд».
Этот железный корвет был построен в Англии в 1869 г. и был вполне современным мощным кораблем, основная его артиллерия располагалась в бронированном каземате, позволявшем вести огонь практически по всему периметру судна. Уступая броненосцу в вооружении (два нарезных 107-мм и одно 87-мм орудие, пять 6-дюймовых мортир и два 42-мм скорострельных орудия против четырех 9-дюймовых и одного 7-дюймового орудия) и скорости (12 узлов против 13), и к тому же не имея брони, «Веста» отходила, отстреливаясь, пока один из ее снарядов не поразил рубку корабля противника. Почти одновременно мортирная бомба пробила палубу и вызвала значительные повреждения в артиллерийском каземате. Выяснилось, что слабо бронированная палуба не выдерживает навесного огня. Броненосец прекратил преследование. Русские пароходы умудрялись наносить ущерб торговле противника у самого входа в Босфор. Так, «Константин» во время своего крейсерства потопил 5 торговых судов в этом районе.
Затея с десантом в Абхазии не привела к успеху. Немаловажную роль в том, что турки не смогли полностью использовать свою морскую коммуникационную линию, сыграл С. О. Макаров и его «Великий князь Константин». В ходе боевых действий вместо шестовых мин на его катера стали устанавливать торпеды. 4 (16) августа корабль вышел в море и отправился в свободный поиск к берегам Абхазии. В ночь с 11 (23) на 12 (24) августа 1877 г. катера, доставленные на «Константине», атаковали турецкий броненосец «Ассар-и Шевкет», стоявший на рейде Сухума. Атака русских моряков привела к тому, что корабль, принявший массу воды через пробоину, сел на мель. Через три дня ремонтных работ поврежденный броненосец на буксире увели в Батум. Угроза остаться без прикрытия с моря привела к тому, что с 19 на 20 августа (с 31 августа на 1 сентября) турки эвакуировали Сухум. В городе были убиты почти все оставшиеся после высадки жители, уничтожены все домашние животные.
Ослабление активности турецкого флота привела к активизации русских импровизированных крейсеров. Один из них — «Россия» — 11 (23) декабря 1877 г. перехватил шедший к берегам Болгарии транспорт «Мерсина» с 700 пехотинцами на борту. Он был отконвоирован в Севастополь и введен в строй русского флота под именем «Пендераклия». Макаров долго искал нового случая проверить результативность своей тактики и в ночь с 13 на 14 (с 25 на 26) января 1878 г. два катера с «Константина» провели первую в мире успешную торпедную атаку и потопили турецкий сторожевой пароход «Интибах» у Батума.
В целом действия русских моряков были успешными, так как в конце концов им удалось заставить гораздо более сильный турецкий флот держаться пределов своих территориальных вод. По мнению английских наблюдателей, другого выхода не было — «…для турок было весьма важно не рисковать своими судами, по причине их малочисленности». Только в конце 1877 и начале 1878 года, при весьма сложных для себя обстоятельствах на Балканах, турки решились вновь использовать свои корабли для угрозы русскому побережью. 30−31 декабря 1877 г. (11−12 января 1878 г.) два броненосца обстреляли Евпаторию, 1 (13) января 1878 г. — Феодосию, в ночь с 1 (13) на 2 (14) января 1878 г. — Анапу. Практически везде корабли действовали осторожно, старались не приближаться к берегам под выстрелы русской полевой артиллерии, они сумели разрушить несколько домов, ранить и убить несколько человек. Сколько-нибудь заметного влияния на ход военных действий флот так и не оказал.
Карское направление стало главным для войны в Закавказье. Воспользовавшись изолированным положением небольшого Ардаганского отряда, Карский гарнизон нанес по нему удар 6 (18) августа 1877 года. В этих боях проявилось серьезное превосходство качества турецких винтовок, что произвело очень сильное впечатление на наши войска. Кроме того, выяснилось и то, что неприятель не вынужден, в отличие от русских войск, экономить на патронах. В результате, как только турецкие солдаты получали возможность пристреляться, их огонь, по словам русского офицера, становился «ужасен» — «в непрерывной, не ослабевавшей ни на мгновение, усиленной ружейной трескотне нельзя было различить отдельных выстрелов; пули носились роями и производили сплошной шум, в котором и жужжание, и визг, и шипение, переходившее в резкий свист и наконец жалобный вой пуль, отскочивших от камней, — все сливалось в одно целое». С большим трудом, при активном прикрытии артиллерии, отряду удалось отойти.
13 (25) августа 1877 г. турки вновь попытались перейти в наступление под Аладжей и даже потеснили русские части на этом направлении. Понеся значительные потери, противник решил ограничиться этим и временно отказался от активных действий. Впрочем, какими бы тяжелыми по последствиям ни были неудачи под Зивином и Аладжой, но они все же не могли повлиять на общий ход военных действий. Судьба войны решалась на Балканах, и план ее молниеносного окончания в одну кампанию был сорван под Плевной.
«Вместо обуздания неопытной запальчивости, — вспоминал Г. И. Бобриков, — вновь повторенные атаки все тех же несчастных позиций, как нельзя более отвечавшие желаниям противника, быстро роняли дух армии, сильно подтачивали ее силу и окончательно расстраивали активный пыл нашего наступления».
22 июля (3 августа) Николай Николаевич получил письмо императора, к которому была приложена записка Д. А. Милютина. Она начиналась с перечисления сделанных военным руководством империи ошибок: «Происходившие до сего времени военные действия на обоих театрах войны приводят нас к убеждению, что, начав эту войну, мы имели не совсем верное представление о нашем противнике. Оказывается:
- Что Турция, казавшаяся столь близкою к полному распадению, совершенно бессильною даже к борьбе с такими незначительными противниками, каковы боснийские и герцеговинские усташи (в данном случае термин «усташ» не имеет позднейшего политического оттенка, связанного с деятельностью хорватских нацистов в XX веке, и означает «повстанец» — О. А.) и сербские милиции, сохранила много жизненности и обладает большими военными средствами, при могущественной иностранной поддержке.
- Что войска турецкие, хотя и остаются многие годы без жалованья, имеют неоспоримые свои достоинства, отлично вооружены, достаточно снабжены и дерутся упорно, особенно же умеют скоро и искусно окапываться. За окопами всегда турки дрались упорно, ныне же они вдобавок имеют оружие, дающее страшный перевес обороне над атакой.
Эти два обстоятельства не могут не оказать прямого влияния на наш образ действий против Турции — как в тактическом отношении, так и в стратегическом. В отношении тактическом мы не можем всегда вести бой, бросаясь смело, открыто, прямо на противника, даже несравненно превосходного в силах, особенно когда он успел укрепиться. Если будем по-прежнему всегда рассчитывать на одно беспредельное самоотвержение и храбрость русского солдата, то в короткое время истребим всю нашу великолепную армию. В отношении же стратегическом, очевидно, нельзя уже надеяться на то, чтобы одним быстрым смелым набегом вперед за Балканы (а в Азии за Саганлуг) произвести панический страх в неприятельском войске и народе, а чрез несколько недель под стенами самой столицы прописать ему мирные условия».
Военный министр предлагал обратить внимание на устройство тыла и путей сообщений, на создание резерва, что вместе дало бы возможность в случае необходимости и защитить переправу, питавшую Дунайскую армию, и оказать поддержку одному из опасных направлений «стратегического веера».
На момент составления этого документа положение было трагическим:«Резерва мы не имеем, ибо и последние оставшиеся от IV корпуса три пехотных полка теперь вводятся в дело. Только с прибытием 2-й и 3-й пехотных и 2-й Донской казачьей дивизий может образоваться резерв, но недостаточно сильный, при настоящей относительной численности обеих сторон. При отсутствии общего резерва вся армия разбита на малые части, замыкающие занятое пространство края обширным полукругом в 300 верст и более. Ни в одном пункте этого полукружия нет сил более двух, трех бригад, ни один из этих отрядов не утвердился и не укрепился на сильной позиции; а потому, при наступающем усилении неприятельских армий, можно опасаться перехода их в наступление со всех трех сторон. Случайный успех турок с одной стороны подвергает крайней опасности и все прочие части армии, угрожая их сообщениям с единственною точкою базиса».
Милютин предложил довести численность русских войск за Дунаем до 12 дивизий, из которых 3 образовали бы общий резерв в районе первой переправы и немедленно приступить к организации второй. Это была констатация полного провала предвоенных расчетов, срыва плана, созданного одним, переработанного другими и порученного реализовать третьему. Обстановка на фронте не менялась.
Главнокомандующий и его штаб бездействовали. «А между тем каждый день— отмечал 27 июля (8 августа) Милютин, — можно опасаться нападения со стороны турок, которые, куда бы ни бросились, везде будут иметь громадный перевес в силах над нашими отрядами. Одно, что может сколько-нибудь успокаивать нас, — это неспособность турок драться в открытом бою и боязнь их атаковать нас. Вероятно, они считают наши войска сильнее действительной их силы; иначе давно уже они могли бы сбить их и прорвать нашу линию обороны».
Последствия успеха турок под Плевной не поддаются переоценке. Если в июле во всей Европе ожидали скорого падения Константинополя и вместе с ним — обвала Османской империи, то теперь ситуация изменилась. «Медлительность, с какой мы начинали военные действия, — вспоминал после войны граф Петр Шувалов, — и трудности осады Плевны успокоили английское правительство и общественное мнение относительно судьбы Константинополя».
«По всему, что до сих пор приходится наблюдать, — отмечал 11 (23) августа 1877 г. Газенкампф, — можно сказать с полным убеждением: Турция вполне созрела для разрушения, но мы еще не созрели до роли разрушителя».
Сразу же после отхода отряда Гурко к Шипке и неудачных действий против Осман-паши последовала реакция со стороны Андраши. Канцлер не испытывал никаких симпатий к России. Еще в 1870 г. он заявил, что «как и все в Венгрии, я считаю неизбежным столкновение между Австро-Венгрией и Россией». На совещании министров 31 июля 1877 г. он предложил действовать по примеру 1854−1855 гг., т. е. угрожать русским коммуникациям в Румынии со стороны Трансильвании. Этому предложению твердо воспротивились австрийские военные, считавшие, что Австро-Венгрия не может рассчитывать на успех в Галиции в случае начала войны с Россией, а ухудшение отношений с соседним государством в случае предлагаемых Андраши действий окончательно испортит русско-австрийские отношения. Отсутствие гарантии быстрого успеха при постоянном финансовом кризисе и опасности выступления Италии — все это заставило Франца-Иосифа воздержаться от принятия планов своего канцлера. Однако внешнеполитическая обстановка начала меняться в худшую для России сторону. Исход войны теперь зависел от того, насколько быстро русской армии удастся справиться с проблемой Плевны, возникшей в результате неумелого использования командованием преимуществ, возникших после переправы через Дунай. Русским войска была навязана война с крепостью, в которую был превращен этот город, находившийся в двух переходах от Систово — единственной переправы, связывавшей Дунайскую армию с Россией. За несколько дней солдаты Осман-паши окружили Плевну редутами, которые стали опорными пунктами турецкой обороны. Около 60 полевых укреплений делились на несколько групп, соединенных траншеями. От планов регулярной осады и блокады города русское командование отказалось, отсутствие у солдата саперной лопаты (шанцевый инструмент возился в обозе) сделало невозможным окапывание и постепенное приближение к укреплениям противника под прикрытием траншей.
Открытая атака с расстояния свыше 3000 шагов, позволявшего производить концентрацию наступающей колонны вне действия турецкого огня, стала единственно возможным методом наступления. Здесь, как нигде, сказалось преимущество скорострельной и дальнобойной винтовки Пибоди-Мартини, которой была вооружена турецкая пехота, и благоразумно приобретенный запас патронов, доходивший до 1000 на ствол. Русская пехота, как и пехота французов, австрийцев, англичан, немцев, да и турок наступала в устаревших сомкнутых строях, издали представлявших собой удобную цель.
«Для пули, летящей более, чем на версту, — вспоминал участник боев, —расстояние между первой и второй линией в какие-нибудь 200 или 300 шагов не представляет большой разницы, так что уставное правило, требующее для второй линии сомкнутый строй, оказалось на деле неприменимым и даже опасным. Неприятель посылал массу свинца, видимо, только туда, где он замечал какую-нибудь сомкнутую часть. В этом деле страдали даже 3-й и 4-й батальоны, которые находились в резерве в сомкнутом строе».
Изменять уставные нормы на поле боя начали с большим опозданием, после неудач и потерь. Следует отметить, что запас патронов, который нес с собой русский солдат, ограничивался 60. Между тем запас патронов к винтовкам Крнка, уже снимавшимся с вооружения, был достаточно велик, в 1877 г. их поставили в Дунайскую армию в количестве 43,47 млн. штук, но их поначалу все же требовали экономить.
Под Плевной при атаках солдаты весьма скромно расходовали боеприпасы. Например, 62-й пехотный Суздальский полк за 9 часов боя 19 (31) августа использовал 51 188 патронов, по 17 патронов на винтовку, соседний 4-й пехотный Углицкий — по 20 патронов. У подходивших вплотную к турецким позициям солдат иногда заканчивались патроны, и тогда положение атакующих становилось трагическим. Норма в 60 патронов очень быстро продемонстрировала свою недостаточность и в боях на Шипке. Здесь в самый разгар боев приходилось под огнем собирать патронные сумки у убитых перед русскими позициями турок — благо патроны к винтовкам Снайдерса подходили к Крнка. Снайдерсом вооружали редиф. Турецкий пехотинец имел при себе 2 патронные сумки — на 80 патронов, но аскеры носили и патронташи, в среднем при турецком солдате было до 180 патронов. Только Скобелев, возглавив 16-ю пехотную дивизию, установил в ней норму носимого запаса в 120 патронов и постепенно начал приучать своих солдат к действию рассыпным строем. В результате экономии в 1877 г., в ходе основных столкновений с турками на Балканах было израсходовано только 5,443 млн. патронов к винтовкам Крнка. Русская артиллерия была в изобилии снабжена снарядами, однако существенно уступала по качеству турецкой. При атаках укрепления турок она оказалась не в состоянии разрушить их или заставить оборонявшуюся пехоту прекратить огонь. Таким образом русская армия расплачивалась за предвоенную экономию на ее нуждах.
Свежие комментарии